Стенограмма презентации №1[7]-2008 журнала "Nevzorov Haute Ecole" в книжном магазине "Буквоед" 30 марта 2008 года

Итак. Надо заметить, что встречи в «Буквоеде» несмотря на их такую вроде бы интимность и маломасштабность, - каждый раз значительное событие для всех для нас, потому что мы напоминаем друг другу не только виртуальным образом, что мы все живы. Это немаловажно. Вызывая, конечно, бешеную зависть у тех, кто живет не в Петербурге, и провоцируя тех, кто живет не в Петербурге прибывать на эти дни в Питер просто вот в очаровательный маленький книжный магазин, где проходят наши встречи, посвященные выходам журналов.

Что такое седьмой номер? Седьмой номер ничем принципиально не отличается от всех остальных. Никакой контрреволюции, никакой революции в этом не произошло. Но журнал, конечно, становится степеннее. Он становится академичнее, чуть-чуть нуднее, что, впрочем, ему простительно. И сейчас, вероятно, у него право стать еще более академичным, еще более весомым, потому что как справедливо написано в слове главного редактора, Лидии Невзоровой, можно хвалить себя, можно себя ругать. Это все слова, это все стоит две копейки. Это все абсолютная фразеология и не более, которая ничего не стоит. Можно говорить, что мы хорошие, можно говорить, что мы плохие. Можно говорить, что мы талантливые или бездарные. Это все слова. Но существует такая упрямая и потрясающая штука как факты.

На данный момент мы имеет всего шесть выпусков иппологического Школьного журнала Nevzorov Haute Ecole. И мы имеем порядка пятнадцати перепечаток, переводов на все европейские языки и перепечаток во всех специализированных профессиональных иппологических журналах Запада практически всех статей журнала. Ну, всех – это громко сказано, но перепечатываются и публикуются статьи, которые касаются как методики воспитания лошадей, точно также оказались очень востребованными статьи, являющиеся нашими научными разработками и регистрирующие те открытия в области иппологии, которые сейчас производятся.

Сообщаю, что нами основан, открыт научный иппологический центр сертификационный. Мы нанимаем любых ветеринаров мира, любую профессуру, любых специалистов, которые выполняют, скажем так, наш заказ на то или иное исследование. Сейчас помимо тех исследований, которые публикуются в журналах, результатов тех исследований, проводятся исследования о холодовом воздействии на лошадиный организм, о действии различного рода элементов Высокой Школы на опорно-двигательный, на связочный аппарат, на копыта и еще ряд исследований. Они не будут публиковаться в журнале, потому что они, во-первых, слишком специальные, во-вторых, мы эту информацию оставим все-таки закрытую для Школы.

Скажу вам, чтобы вы понимали, что все эти эксперименты – это очень долгая, трудоемкая, кровавая в буквальном смысле история, очень тяжелая. Вот сейчас идет подвод всех научных обоснований под расчеты угнетения системы кровоснабжения спины, угнетения спинных мышц. Просто для справки, как это делается, почему эти все экспертизы проводятся жутко долго. Выстроен манекен лошадиный, в полный рост. Ему в спину будут специальные *** (4:16) вкладываться на специальные основания реальные, настоящие мышцы спины, взятые со вскрытия различных лошадей. Тут проблема заключается в том, что необходимо иметь четыре комплекта спинных мышц одновременно, чтобы получить чистый результат. А всякие результаты вскрытий и все остальное – это у нас, как сами понимаете, дело непредсказуемое. Ну, мелькнет один комплект спинных мышц. И через трое суток он все равно уже в глубокой заморозке, и потом непригоден. Ну, тем не менее, чтобы вы понимали, что эти все научные работы проводятся, и они предельно серьезные. Я не буду сейчас пока говорить, позже напечатаем большую статью, о том, какого уровня специалистов мы подключаем, но то, что вся конная, реальная, иппологически серьезная, авторитетная западная пресса без колебаний перепечатывает, переводит и публикует статьи Nevzorov Haute Ecole, это говорит об очень многом. Это говорит уже о серьезном признании, не просто о рассуждениях о том, что мы хорошие или мы плохие.

Как всегда, новости, в том числе и очаровательные новости. Как всегда полные предельным цинизмом. Кого-то, может, коробит своеобразная манера, когда ситуация, при которой покойник Дж. Ф. С, эсквайр из города Лэмбет, который завещал себя похоронить обязательно так, чтобы к месту упокоения его бы вез обязательно катафалк, запряженный четырьмя лошадьми. Материал называется «Эсквайры учатся летать», потому что лошади не прониклись трагичностью момента, понесли. Покойник полетел, вылетел из гроба, сделал какое-то потрясающее сальто и приземлился на группу дам. Дамы потом говорили, что никогда при жизни этот человек не позволял себе так распускать руки.

Здесь же прелестная заметочка с ветеринарного конгресса. Огромное спасибо русским ветам, русским ветеринарам, которые вдруг внесли ясность в вопрос. Вот я, честно говоря, даже от них этого не ожидал. Они назвали свой конгресс «конским конгрессом». Тот, кто немножечко в курсе особенностей русского языка, знает, что в русском языке конским называется в первую очередь навоз, затем существует конский возбудитель, конский каштан, и конский мясопродукт, колбаса. Теперь к этому прибавлся конский ветеринарный конгресс, все-таки, вероятно, по ассоциации с первым пунктом нашего перечня. Но о ветах у нас еще отдельный, особый совершенно разговор, который впереди.

Далее идет то, что вам всем будет, наконец, реально важно, реально интересно, реально насущно: начинается Трактат о работе «в руках». Честно скажу, что у этого Трактата, у этой работы существует два цензора. Это Настя Григорьева и Сестры. Вот они смотрят, чтобы я ничего лишнего там бы не сказал, потому что одно дело – открытая печать, журнал, другое дело – это, скажем так, те внутренние вопросы, которые должны быть известны только у нас, в Школе, на ЗФ. Для вас, разумеется, из этого всего секретов не будет, но надо понимать, что не все публикуется из того, что известно, из того, что могло бы быть на эту тему сказано.

Работа в руках для вас для всех – это важнейший, принципиальнейший момент, с которого все начинается и которым все, возможно, заканчиваться, потому что работа в руках требует не меньшего, а гораздо большего мастерства, чем, например, работа так называемая «верховая». Она сложней, и нужней, и гораздо тоньше, и гораздо многообразнее. И все равно при ней лошадь сберегается с гораздо большей степенью гарантии сохранения ее здоровья и сохранения ее психики.

Здесь первая часть Трактата о работе в руках. Она как бы очень издалека, она очень вводная, но я обращаюсь к своим ребятам и говорю, что начинать надо именно с нее, потому что вам нужно «въезжать». Сразу в эту премудрость, в эту науку, мимо которой очень многие проскочили, сразу вот так вот «встань здесь, свистни так, чмокни так, сделай два шага» – вот так не получится. Вы должны пропитаться поэтикой понимания высоты, уникальности дела, которое вам предстоит сделать, и делать его, понимая, осмысливая каждое свое движение. Поэтому все начинается достаточно издалека. Это вступление. И в первую очередь, естественно, рассказывается об интердиктах, о запрещениях, о том, что должно быть полностью исключено во время работы в руках.

Ну, я не говорю, здесь, в этом зале, не объясняю свою позицию относительно железа. В этом же зале не говорю, что, естественно, интердиктируются любые назальные средства: хакаморы, капсюли, недоуздки Парелли и любые другие назальные средства, поскольку все хорошо знают, на чем основан принцип их действия.

Интердикт третий разочарует и огорчит очень многих. Для успешной, продуктивной, качественной, осмысленной работы в руках, естественно, интердиктируется любое табунное содержание лошади. Я вижу лица... Братцы, понимаете, вот только вы не путайте понятия. Мы не конституционный суд. Мы не некий законодательный орган, мы не можем запретить вам чего-то. Я вам просто рассказываю вам о том, при каких условиях у вас получится, а при каких условиях у вас не получится. Как справедливо сказано в этой статье, над строгостью Школьных интердиктов можно посмеиваться, но они в ответ рассмеются гораздо громче. То есть просто не будет результата.

Здесь довольно подробно и довольно серьезно объясняется, почему этого нельзя делать и почему лошадь, которая проходит обучение, Школьная, не может быть ни табунной лошадью, ни лошадью, вообще допущенной до тесного и постоянного общения с любым другим лошадиным социумом. Ведь Школьное воспитание лошади, как и настоящее воспитание человека, – это, прежде всего, психоаналитический процесс, отъем этого существа от его животной сущности. Табун (к табуну мы еще чуть позже вернемся, о том, что это такое) – это как раз учитель, концентратор той самой животной сущности, от которой мы уводим лошадь, воспитывая ее. То есть вы, когда беретесь воспитать лошадь, когда беретесь избавить ее от первобытных, глупых, чудовищных привычек и особенностей, от всей этой «пржевальщины», вдруг отправляете ее в табун или позволяете ей жить в табуне, вы вдруг приглашаете в соавторы воспитания носителя, того самого носителя этой первобытной животной сущности, от которой вы хотите, прежде всего, отучить лошадь.

Вообще, с точки зрения Школы, всегда табунизм, табунность – это было что-то из области овцеводства. Это было настолько нелогично и настолько непочитаемо любыми правилами воспитания, что даже никогда не обсуждалось. Это пришлось обсуждать нам здесь и сейчас, потому что с легкой руки Парелли, с легкой руки так называемых этологов, Шефера, табунизм приобрел вдруг статус чего-то почти священного, а исполнению этих табунных ритуалов вдруг придается чрезвычайно и абсолютно ложное значение. При том что объясняется, что есть социальное поведение лошади, и это социальное поведение лошади должно быть осуществлено. А почему оно должно быть осуществлено? Почему социальное поведение лошади является вдруг святым? Только потому, что оно социальное поведение?

Ну, извините. Давайте вспомним, что на островах Новой Гвинеи социальное поведение человека предполагало участие в каннибальских пиршествах. Это было тоже социальное поведение. На островах Пасхи социальное поведение включает в себя восторг при присутствии на публичной дефлорации будущей невесты с помощью каменного орудия – это тоже социальное поведение. Вот почему-то эти виды социального поведения никого в восторг не приводят, и становится понятно, что от этого рода социального поведения надо уходить. А когда мы видим социальное поведение, присущее так называемому табуну, то почему-то все считают, что это нечто непременное. Вот это все пошло от этологов, от Парелли. Не забывайте, что и у тех, и у других задача сделать лошадь как можно тупее. Это краеугольные камни, основы их учений и основы их методик – иметь очень тупую лошадь. Поэтому Школьное воспитание категорически интердиктирует любое табунное содержание, кроме редких случаев, когда есть некие учебные центры, где люди только знакомятся с лошадью. Вот в этих центрах хорошо отправлять лошадь в так называемый табун, чтобы подновить в ней уровень дикарства и тупости.

Как справедливо сказано, в табуне просто-напросто ничему хорошему не научат. И Школьная лошадь, получающая воспитание, образование, развитие, психологическое, эмоциальное, духовное, конечно, абсолютно должна быть свободна от влияния любого концентратора дикости. Потому что, уверяю вас, то, что вы сделали за занятие, назавтра как тряпкой сотрет табун. Может быть, он не дотрет до конца, может быть останутся какие-нибудь хвостики, но он будет разрушать то, что вы будете делать, и ваш труд будет превращен в сизифов труд.

Разговор о том, счастлива лошадь в табуне, несчастлива лошадь в табуне, – разговор абсолютно пустой. Счастье не имеет никаких физиологических параметров, и счастье, к тому же, бывает разным. Бывает счастье скрипача, бывает счастье неандертальца, которому удалось сожрать крысу. Это совершенно разные счастья.

К тому же, когда идет речь о табунах, очень смешная происходит штука. Происходит абсолютная подмена понятий. Вот я голову даю на отсечение, что все присутствующие в этом зале – а тут есть и опытные, и просвещенные, и умные, и очень знающие люди, и их много – что все они уверены, что под словом «табун» подразумевается некое сообщество лошадей. Ничего подобного. Табун – это очень старое тюркское слово, которое обозначает крик сгона в толпу, это толпа лошадей, приготовленных для ремонта или подмены убитых или раненых лошадей в монгольских, татарских – в различных тюркских конных подразделениях. Это согнанные с пастбищ, это согнанные лошади, приготовленные для замены тех, которые в настоящий момент дерутся, которые находятся под дерущимися всадниками.

Табун – это уже, по сути своей, обозначение некоего лошадиного концлагеря, некоей лошадиной коммуналки. Ведь что такое настоящее лошадиной сообщество, так называемый эквитиум? Это строго родовое, семейное образование, созданное на основе свободных сексуальных предпочтений правом у этого образования немедленного изгнания из табуна того, кто угрожает безопасности табуна: подросшие жеребчики или вообще не нужные в этот момент или неприятные большинству лошадей другие лошади. Это абсолютный авторитаризм в управлении, это абсолютная свобода репродукции и это свобода миграции. Достаточно из этого набора изъять хотя бы один пункт, и мы получим тот самый тюркский «табун». Причем, самое интересное, что по латыни этот табун обозначается как огромное скопище, толпа лошадей, которая была подготовлена для замены действующего состава турм и алы, римских кавалезированных подразделений, то есть тоже никакого отношения к свободной жизни это не имеет.

Поэтому очень смешно, когда люди берут лошадей, абсолютно чужих друг другу, абсолютно ничем не связанных, даже малейшей симпатией, и сколачивают вот эти гигантские лошадиные коммуналки, лошадиные зоны разного режима. Но мы не будем сейчас в это углубляться, я еще вынужден буду... Вот Стася Золотова меня заставляет писать рецензии. Писать рецензии не на то, что я хочу, а на то, что, по ее мнению, является нужным и важным. В частности, выяснилось, что для очень многих людей под очень большим вопросом находится книга Шефера, «Язык лошадей». Что эта книга для многих представляется загадкой, как к ней относиться. И что гораздо важней, умней и нужней была бы рецензия на эту книгу, нежели рецензия на очередное уникальное, на древней латыни, абсолютно элитарное издание. На самом деле, это правда. Я действительно под влиянием Стасии посмотрел «Язык лошадей» Шефера. Могу вам сказать, что книга, конечно, предельно подлая, предельно вредная, и предельно лживая. Сейчас объясню.

Вот смотрите. Перед вами лежит книжка. На ней написано: «Французский язык». Открываете книжку. И там на трехсот тридцати страницах описано, как французы рыгают, пукают, икают, чешутся, ковыряют в носу, ежатся, кряхтят, сопят. И на том основании, что это делают французы, это все называется французским языком. На самом деле, здесь есть определенная логика, потому что если один француз взял и сильно пукнул, остальные французы засмеялись или сильно сморщились. Произошло некое понимание, некий обмен информацией. И следуя логике Шефера, следуя логике этологов, пуканье – это обязательная составляющая французского языка.

Что делают этологи? – Этологи собирают самые примитивные проявления лошадиной природы, суммируют их, и на основании их делают вывод о лошади как о предельно примитивном существе, верхом блаженства для которого является копрофагия, какие-нибудь там почесушки с такой же обросшей одичалой лошадью. Этот взгляд, понятное дело, очень востребован. Понятно, что спортсмены и НХ-шники, они ж тоже очень хотят понимать лошадь. Но они хотят понимать лошадь как программируемое мясо. И они ищут, где у этого программируемого мяса есть еще точечки, на которые можно нажать, как еще эти программируемым мясом можно управлять. А этология намекает, что им известны некоторые первопричины различных лошадиных поведений, и если вы будете им следовать, то все будет в порядке.

Вот я удивляюсь, я, конечно, понимаю, что этология находится на очень дальней, дальней, дальней границе науки (этология – это наука о лошадином естественном поведении), куда никто никогда не заходит. Во-первых, потому что она очень далеко, во-вторых, потому что она находится в абсолютной отдаленности от всех магистральных путей, по которым сейчас ходит наука. И в эту тихую обитель никто давно никогда не заглядывал. А уж квалифицированного интеллектуально-научного погрома и поджога у них вообще никто не устраивал. А зря. Потому что что они делают? – Они говорят о языке лошадей, предлагая нам вместо языка лошадей обычный набор примитивных действий любых млекопитающих. Они предлагают нам разговор об особенностях лошади, основываясь на неком диком естественном первобытном поведении лошади. Вот здесь этология идет на прямой откровенный чистый подлог. Потому что тот же Шефер, ковыряя пальчиком, «Да, конечно, нужно изучать поведение лошади на основании, может быть, табунов лошадей Пржевальского. Но они так пугливы! – пишет Шефер честно совершенно. – Они так пугливы! К ним не подойти, их не изучить».

Затем есть еще камаргу, есть мустанги. Они полудикие, но можно было бы какие-то научные выводы сделать. У них для этого берутся абсолютно искусственным образом созданные лошадиные образования, те же самые лошадиные концлагеря, лошадиные коммуналки, в которых поведение лошади полностью искажено и полностью не соответствует никакому природному стандарту, и на этом основании делаются выводы. Это все равно как человек писал бы научную работу о свойствах алмаза. Вот он писал бы огромную работу о свойствах алмаза, но все изучения проводил бы на сваренном в ювелирной печи суррогате. Естественно, совершенно позорная вся глава, которая относится к мимике, потому что даже там, где автор попадает, это ни на чем не основанное, это абсолютно фантазийное. Ведь основано это может быть только на анализе движения лицевых мышц, на точной фиксации физиологических состояний лошади и того, как эти изменения физиологических состояний находят отражения в лицевых мышцах. Только на этом это может быть основано. А этот что-то фантазирует.

Но, знаете, он уморительный дядька, он там предлагает сделать из трех пальцев уши и делать лошадям знаки. На полном серьезе. Там какая-то страница 276. Я чуть не упал, когда это увидел. Может быть, это очень ценный способ передачи информации, по крайней мере, между самими этологами. Они могли бы на конференциях, когда уже не хочется будить зал, таким образом проводить большие доклады. Потому что все равно больше им сказать о лошади нечего.

И эти этологи подводят абсолютно лженаучную базу под все эти под табунизмы и создали сейчас культ этого табунизма и культ этих неких социальных отношений лошади, абсолютно не имея об этом ни малейшего понятия.

Здесь говорит про то, что в разные века Школа испытывала всегда брезгливое недоумение в разговоре о любой табунности. Она хаживала по разным крайностям тоже. В частности, такой мастер Бальтазар Прево де ля Тигери, который описывал метод воспитания Школьных лошадей, которые буквально назывался «вымачивание в скуке». Это действительно когда лошадь вымачивалась, выстаивалась в скуке, в тоске и, действительно, в манеже была очень оживлена, очень весела, очень подвижна. Но этот способ был очень популярен в XVII-XVIII веках, сейчас он практически не применим. Его невозможно даже испытать по одной простой причине, что грамотный, да и просто вменяемый, разумный менеджмент полностью избавляет любую лошадь от скуки. Потому что если у вас хотя бы, навскидку, девять кормлений в день, это по сорок минут каждое, если у вас после каждого кормления полагающиеся двадцать-тридцать минут дозинга – полусна, если у вас медосмотр, два часа в манеже, если у вас копыта, то эта лошадь не будет скучать никогда, и метод Бальтазара Прево де ля Тигери абсолютно неприемлем.

Был еще такой, очень талантливый, в общем, парень, Самюэль де ля Буарепер Фуке. Вот он считал наоборот, что лошадь надо развлекать. Лошади разводились по разным левадам, но вокруг нанимались борцы, клоуны, знаменосцы, цыгане с трещотками, и они доводили эту лошадь, бродя вокруг этой левады, сменяя друг друга. Конечно, ничего и в этом тоже хорошего не было.

Здесь описано то, как должна жить Школьная лошадь, какие должны быть прогулки. Прогулки, естественно, могут быть любой продолжительности, но здесь описан желаемый и разумный размер Школьной левады, причем– ведь мы же ничего не придумываем, все, оказывается, давным-давно расписано, регламентировано – Школьная левада должна иметь расстояние буквально, в переводе с латыни «видимость засечки». Размер – видимость засечки, то есть чтобы любая малая травма была бы сразу видна наблюдающему.

Затем, естественно, интердиктируется так называемое чревовещание, которое действительно может помешать Школьной работе. Ну, вы знаете, что в старину были такие шоу (да и не в старину тоже), когда человек мог с закрытым ртом говорить от имени чайника, от имени медведя, от имени покойника. Это называлось чревовещание. Сейчас все говорят от имени лошади. Спортсмены говорят, что лошади очень нравится прыгать, НХ-шники говорят, что ей очень нравится морковная палочка, дамочки-попотрясучки говорят, что ей нравится сиреневый потничок и не нравится потничок в крупный цветочек – все говорят от имени лошади. В Школе это всегда считалось настолько дурным тоном, что это никогда не употреблялось даже в шутку. То есть понятно, что через пять-семь лет каждый начинает понимать на основании именно анализа лицевой анатомии и движения лицевых мышц некоторые подробности, но это не принято оглашать. Чревовещать от имени лошади, говорить: «Вот она счастлива» или «Вот она довольна» и «Вот она подумала это», «Ах, как она меня любит», «Ах, как ей понравился сегодня репеллент» или «Она в восторге от побелки потолка в манеже» – вот это все считалось дурным, безобразным тоном, я не буду здесь останавливаться. В статье об этом написано подробно.

Естественно, интердиктируются подковы, интердиктируется еще много вещей. Автор злорадно и весело говорит: «Ребят, вам не нравятся интердикты? Пожалуйста! Не хотите – не надо. Даже можете над ними смеяться. Но они будут смеяться в ответ – громче».

Затем Трактат о работе «в руках» рассказывает историю работы в руках. Я много раз об этом говорил, сейчас я вкратце повторю, что примерно с начала XVII века вдруг случается в цивилизованной Европе абсолютный шок. Появляются мастера первого поколения: Лоренцио Рузиус, Пиньятелеччи, Фиаччи, Гризоне, – и немедленно это становится культурологическим шоком, гигантской силы событием во всей Европе. Эти первые Школьные мастера получают благословение Пап, получают бриллианты с королевских мизинцев, их чуть ли не канонизируют при жизни, вокруг них пляшут, танцуют, они получают огромные государственные должности... К чему я это все? Всем понятно, что они дали что-то необыкновенно новое, что они что-то открыли, что они принесли миру и цивилизованной Европе нечто совершенно неизвестное. Вряд ли уж прожженная, пресыщенная, истомленная всеми видами извращений и развлечений Франция, которая была центром мира на тот момент, стала бы канонизировать людей и вообще интересовать людьми, которые говорят ей нечто очень привычное, нечто очень известное. Причем это даже не мастера, это даже не гранильщики каприолей и высоких фигур, нет. Это первое поколение. Давайте посмотрим, а чему учило это первое поколение?

Давайте посмотрим, чему учил Гризоне, Пиньятелеччи, Рузиус, Фиаччи? Откроем известный TRATTATO DELL'IMBRIGLIARE и посмотрим, что там на самом деле ничего нет. Там есть легкие растемповочки, два вольтика, полпируэтика, и, тем не менее, это является открытием. Это является открытием в XVII веке. Странно, да? Вывод жестокий, простой и, к сожалению, однозначный: даже самое элементарное искусство взаимоотношений с лошадью было абсолютно невиданным. То есть мы спокойно можем списывать всю эту публику в жилетках и перьях. Практически двадцать семь веков мы можем на основании этого простого умозаключения легко сбрасывать со счетов. И в журнале, кстати говоря, приводятся простые доказательства того, что это все действительно так. То есть вам надо все это читать, и, что касается Школьников, что касается ЗФ-шников, это надо изучать. Естественно у нас внутри, на ЗФ, будут все дополнительные комментарии, вопросы, и так далее.

Затем. У нас, наконец, состоялось то, что должно было состояться: мы закончили фильм. Мы закончили фильм, который называется «Лошадь распятая и воскресшая». Когда-то этот фильм, когда он только начинался, назывался просто «Каоги». Это была история жеребца. Но фильм вдруг приобрел очень странное течение и стал гораздо более масштабным, гораздо более сложным, серьезным, тяжелым проектом, чем просто фильм о жеребце. К тому же, пока мы делали фильм, из него вычленялись большие куски, которые шли на фильм «Методика», на то, на это, на пятое, на десятое. И в результате я оказался перед необходимостью сделать экранизацию нескольких абзацев той самой книги, которая вам хорошо известна, PRAECEPTIO PRAECEPTORIBUS (которая содержит в себе очень интересное пророчество, очень интересные загадки о судьбе лошади, загадки о судьбах Мастеров, рассказы удивительные), и все это переплести с современностью, все это переплести с наукой, с той колоссальной и безупречной научной базой, которая, по идее, должна расставить все точки над i.

Понимаете, я вижу перед собой многих прекрасных людей, сейчас у спортсменов начался сезон. Мне обеспокоенные дорогие мне люди говорят: «Они опять прыгают, у них будет в СКК какое-то соревнование»... Я говорю: «Ребят, спокойно». Все произошло. Отравленная стрела уже воткнулась в затылок под даункой. И яд уже в крови. И он уже пошел. Мы не знаем, сколько он будет идти по артериям и венам, когда первый раз у этого монстра подкосятся ноги и он рухнет рожей в навоз. Но все уже произошло. Стрела уже там, и яд уже в крови. Этот яд не имеет противоядий, потому что имя этого яда – Наука. Раньше были противоядия в виде костров. На некоторое время можно было ослабить или вообще снять влияние такого рода. Информации сейчас противоядия уже не существует. Поэтому понятно, что эта мерзость обречена. Вопрос времени, когда действительно этот яд полностью войдет в кровеносную систему и когда эта тварь рожей в навоз рухнет.

Фильм, естественно, является конфликтом двух персонажей. Конный спорт олицетворяет одурелый садист Джеймс Филлис, и Школу олицетворяет гений и основоположник Школы Антуан де Плювинель. Хотя они живут в разные эпохи, в разные века, но, тем не менее, они легко вступают в конфликт, потому что и тот и другой имеют огромное количество сторонников, и все, что мы имеем сейчас, это, по сути дела, посмертный поединок за человеческие души, который ведут эти люди.

Сразу объясню по поводу названия. «Лошадь распятая и воскресшая» – это строчка из PRAECEPTIO PRAECEPTORIBUS. Не надо здесь искать никаких христианских равных. Дело в том, что задолго-задолго до Иисуса Христа, как известно, на древе (это древо называлось Игдрассиль) был распят и прободен копием скандинавский бог Один. Этот факт ужасно бесит христиан, потому что, в общем, на самом деле, уличает их в простом плагиате, но это факт мирового религиоведения, и не надо считать, что распятие приватизировано христианством и является конкретно его символом и его прерогативой. На самом деле, это давно общечеловеческий символ, обозначающий крайнее страдание и избавление от этого крайнего страдания.
Сейчас маленький кусочек совершенно безобразным, пиратским образом мы можем вам показать. Просто ролик, который в скором времени будет в Интернете.
Здесь озвучено одно из пророчеств книги, одно из тех странных пророчеств, которые оказываются очень непустыми, очень вечными.
Ссылка на ролик.
*звука почти нет, Александр Глебович поясняет.
Там просто будет закадровый текст, без него тоскливовато. Ну, здесь я говорю про то, что существует старое пророчество, про то, что оно, по сути дела, о брате Грубияне, о том, что он умер обычным порядком, не разоблаченный и сохранивший верность мечтам. Дух его будет свободен и весел, когда рыжая лошадь поиграет головой негодяя. Когда рыжая лошадь поиграет головой негодяя.

Поехали дальше. Дальше чудесная, с моей точки зрения, и совершенно академически-серьезная статья «Лжептица». Статья о сущности той мерзости, которая почему-то упорно ломится нам в национально-государственные символы и святыни, о так называемых тройках. Ну, эмоций по поводу троек и по поводу того, что это такое, много. Но впервые так подробно, очень сухо, очень академично, без эмоций объясняется и... В общем, короче, объясняется все про тройки, это надо читать.

Следующая статья – это «ЖНД», жаргон навозных девочек. Когда мы анализируем, а обязаны ли мы относиться с уважением к тому сленгу, который существует в конской среде. А совершенно не обязаны. И более того, не испытывая уважения к среде, мы не обязаны испытывать уважение к их сленгу и спокойно можем не подчиняться ему и издеваться над ним. Здесь автор делает это очень весело и очень интересно.

И здесь мы приходим, наконец, к очень важному материалу, который называется «Веты». С моей точки зрения – вообще один из самых важных материалов за последние шесть номеров. Почему? Потому что понятное дело, что к ветеринарам существует очень много претензий. Понятно, что очень многим нормальным и светлым людям не понятна позиция ветеринаров, не понятно, что же это такое за люди, что это такое за наука. Но самому мне, даже при всей моей дикой храбрости, нападать на все ветеринарное сообщество просто было бы странно и сложно. А тут они сами вдруг делают мне, нам всем колоссальный подарок. Они издают книгу, очень известную, кстати, в Европе книгу, переводят ее на русский язык и издают в России. Это для краткости называемый «Робинсон». То есть полный огромный свод, огромный пухлейший кирпич, собранный бакалавром Эдвардом Робинсоном, который называется «Современные способы лечения болезней лошадей».

Это тысяча с чем-то страниц чистой ветеринарии и абсолютно однозначного обвинения ветеринаров самими ветеринарами. Все статьи, кстати, великолепны. Книгу надо читать, книгу надо изучать, книгу надо знать. Но книга практически во всех своих статьях демонстрирует одну жестокую простую истину: на данный момент существует только одна отрасль медицины, в которой жизнь пациента не является целью. Жизнь и здоровье пациента не являются не только не первостепенной целью, не являются даже третьестепенной целью. И когда читаешь эту книгу, ощущение, что да, ими руководит всеми азарт, они это делают все очень страстно, они очень страстно все изучают, но это такой вот азарт подглядывания в глазок газовой камеры, кто упадет первым: литовский ребенок или польский.

Понимаете, всем известно, что на самом деле нравственность, человеческая нормальность, ненависть к злу, ненависть к боли, ненависть к болезни – это важнейшие качества врача. Вот интересно, где и когда ветеринарам ампутируют эти качества. Потому что, судя по этой книге, все лошадиные болезни – они тщательно об этом говорят – все тяжелейшие лошадиные болезни, эти болезни – дело рук человеческих. Книга великолепно расставляет все на свои места. В частности, тут подробно, твердо и очень научно и очень классно разбирается EIPH, то есть то самое легочное кровотечение, которым, как считалось, страдает 90% скаковых лошадей. Разбирает очень сильный ветеринар из Канады Дэв. Дж. Марлин, исследует, и его этот труд считается каноническим.

Они абсолютно откровенно в этой книге пишут про то, что легочное кровотечение, тяжелое, пяти стадий, присутствует у практически всех лошадей, занимающихся тем или иным видом спорта. Буквально цитирую: «Хотя в течение многих лет EIPH считалось болезнью, поражающей чистокровных скаковых лошадей, сейчас очевидно, что EIPH возникает у любой лошади, выполняющей быстрые или интенсивные упражнения, включая скачки, скачки с препятствиями, стипль-чез, поло, скачки вокруг бочек, бега, ковбойские соревнования, скачки кватерхорсов, арабских лошадей, бега стандартбредных лошадей, конкурные состязания и даже состязания упряжных и тягловых лошадей».

Дальше приводится градация этого EIPH, этих легочных кровотечений. Начиная со второй степени, это больше, чем прожилки в легких и в трахеи, но меньше, чем непрерывная струя. А вот третья степень – это уже непрерывная струя меньше чем вполовину трахеи. Четвертая степень – непрерывная струя более чем вполовину трахеи. Пятая – это все дыхательные пути омываются кровью. Все приводятся теории возникновения этой болезни. До сих пор единого мнения нет, но, тем не менее, есть абсолютно четкое, абсолютно твердое, абсолютно наглое знание про то, что да, это делаем мы и что это все делает спорт. Но вывод ветеринара какой, когда он описывает тяжелейшую смертельную болезнь, которой подвержены все лошади? Вывод ветеринара, что спорт должен продолжаться. Единственный способ лечения, который изобрела ветеринария на данный момент, – флеботомия, то есть кровопускание. То есть берется лошадь, страдающая легочными кровотечениями, у нее выпускается 22% крови, и ее гонят скакать или гонят в конкур или гонят в выездку. Но поскольку она, естественно, после потери почти четверти крови не показывает никаких нормативов данных и не соответствует никаким спортивным нормам, то лечение признается неэффективным. И так далее и тому подобное.

Робинсон очень много здесь собрал интереснейших фактов, и то, что я говорю сейчас о легочных кровотечениях, – это одна сотая тех важнейших и интереснейших вещей. Например, ветеринары с потрясающим цинизмом и потрясающей легкостью объясняют, почему не надо стачивать лошади клыки. Ну, понятно, что они выламывают первые премоляры, а почему, с точки зрения передового ветеринара из Австрии, лошади нельзя стачивать клыки? Очень именитый ветеринар Э. Т. Бликслейгер тут же говорит, что лошадь, у которой клыки сточены до десен, высовывает язык из уголков рта, из-за чего ей дадут заниженную оценку на выставке. То, что нарушилась вся дентальная система рта и гарантированы колики и скорая смерть – это так, да? Но вот то, что на выставке может быть...

Здесь же они, кстати, честно пишут обо всех проблемах от железа, обо всех проблемах от всего. Но – у них это не вызывает никакого шока, никакого ужаса. И неслучайно в статье лидирует фотография...

Эта фотография сделана у нас, в Петербурге. Это больная лошадь за кулисами цирка на Фонтанке, цирка Чинизелли. Он лежит, развязанная двумя цепями на протяжении очень долгого времени. В развязке их двух цепей. Это спустя десять минут после ветеринарного осмотра так называемой конюшни. И возможно от этого, от того, что ветеринары в принципе относятся к своим пациентам как к чему-то, что может быть легко убито, легко кастрировано, легко усыплено. И вот это общее скотство отношения.

Но время меняется, и совершенно понятно, что в ветеринарию приходят потрясающие люди – добрые, честные, светлые – приходят бороться с болью, приходят бороться за лошадь, за ее здоровье и, конечно, обламываются в том сегодняшнем состоянии ветеринарии со всеми своими благими намерениями. Но и плюс эти люди – врачи. Они робкие, они не всегда решаются открыть рот. Но все равно понятно, что вся эта узаконенная подлость сегодняшней ветеринарии – это до эпохи тех настоящих звезд ветеринарии, до эпохи настоящих ученых, которые свиньями быть не смогут просто в силу того, что они настоящие. Уже сейчас, как когда-то Солженицына ксерили и передавали в Советском Союзе, студенты ветеринарных вузов ксерят друг другу Кука и Штрассер и тайком от деканов и ректоров передают это читать. И понятно, что нравственный мятеж в этой профессии обязательно грянет. Там слишком много чистых настоящих людей. Понятно, что они не захотят быть обслуживающим персоналом при концлагере конного спорта лично. И понятно, что мы будем помогать поднимать этот нравственный мятеж ветеринаров всеми способами.

Я с ужасом посмотрел, что я на шестьдесят пятой странице. Давайте-ка лучше вопросы-ответы. Не могу больше.

Вопрос из зала:

– А скажите, пожалуйста, удавалось ли Вам или были ли Вы свидетелем каких-либо, допустим, конфликтов между собаками и лошадьми? Если удавалось такие конфликты разрешить красиво, может быть, Вы расскажете?

Александр Глебович:

– Красиво не удавалось. И вообще не удавалось разрешить. У меня была мастифиха Чивита, ныне покойная, умерла она в прошлом году, у которой были выбиты диагонально клыки и вбито в десну часть зубов ударом лошадиным копытом. Она просто играла и оказалась в ненужной точке пространства в ненужную минуту. Поэтому я вообще очень болезненно отношусь к контактам лошадей и собак. Может, мне так не везет. Несколько раз на старенького алабая наступала у нас лошадь. Он ее за это кусал, слава богу, несильно. Но существуют, насколько я знаю, и примеры абсолютно нежных взаимоотношений, примеры настоящей дружбы. В частности, у тех же самых сестер Николаевых удивительные отношения овчарки и двух лошадей. То есть это в принципе возможно. Но лошади бывают очень разные, и лошади бывают очень разными и бывают очень духовитые. Лошадь – это вообще очень опасное существо, даже когда она проявляет симпатию. Я имею в виду, здоровая лошадь. Потому что проявление симпатии – стремительное проявление симпатии лошадью – может убить того, кого она симпатизирует, на месте. А собака, в общем, в достаточной степени уязвима. Ну, вот могу сказать, что у меня не дружат лошади с собаками.

Вопрос из зала:

– Александр Глебович, вот фильм «Лошадь распятая и воскресшая»... Уже есть заявки от телеканалов?

Александр Глебович:

– На него даже никаких заявок не может быть. Я же раб лампы, я работаю вообще на Первом канале. Этот фильм, собственно, с Первого канала, и он сделан для него, и он будет по Первому каналу.

– Пока неизвестно, когда?

– Неизвестно, но я сейчас решился его распилить. Он вообще 1:50... Нет, 1:40 он сейчас. И, в общем, от меня требовали, чтобы я распилил его на две серии, я этому сопротивлялся. Распилил – выяснилось, что стало гораздо лучше. Естественно, он делался так, чтобы не перегрузить его анатомическими, экспертными и всякими другими жестокими подробностями. Это, в общем, в большей степени фильм, рассчитанный на зрителя, на не фаната-лошадника, а на человека, которому это будет интересно и понятно. Даже на любого нормального человека. То есть Первый канал. Правда, Первый канал обещает еще диски, но, насколько я знаю, какие-то пиратские уже появились. Это ужасно. Это безобразие.

Вопрос из зала:

– Вот в Вашей статье сказано, что уже есть перепечатки с Вашего журнала, хотя всего седьмой номер вышел. У Вас есть данные – с Вашего согласия это делается?

Александр Глебович:

– Нет, это все делается с нашего согласия, абсолютно цивилизованно, абсолютно мирно. И они запрашивают. Например, германский журнал Cavallo запросил «Нейрокраниальный шок» и говорит: «Давай мы его будем печатать так, как у вас? Так, как у вас, мы один в один переводим и один в один печатаем». Я говорю: «Фигушки. Идите на свои соревнования, снимайте свою немчуру и вставляйте фотографии своей немчуры. Потому что в противном случае вы скажете, что у нас в России какие сволочи, а у вас конные спорт – благородное дело. Нет. Давайте-ка своих топ-спортсменов, давайте-ка вы своих немцев разместите в нашей статье». Они, правда, не очень много разместили немцев, но впервые в отрицательном смысле все-таки дали каких-то своих тоже. То есть мы настаиваем на этом.

Причем, надо сказать, в равной степени интересуются и методикой воспитания лошади и перепечатывают, и в такой же степени интересуются науными разработками. Вот сейчас то же самое Cavallo и Horses For Life и еще два издания запросили полные экспертизы ударов хлыстов, воздействия, избиения – все, чего у нас очень много. И, конечно, все стоят в очереди на нашу безумную эту историю со спинами, со спинными мышцами. Это очень тяжелый, безумно дорогой, безумно тяжелый, сложный эксперимент с очень дорогими датчиками давления, с просто дорогой транспортировкой свежих мышц спины, с гигантским этим манекеном лошади. То есть они хотят этого. Они сами не могут проводить столь дорогие исследования, как проводим мы, а это дорогие исследования, потому что мы привлекаем и специалистов, и ветеринаров, и механиков, и техников, и электронщиков. И каждый такой эксперимент – это все равно штат двадцать-тридцать человек, включая в том числе и всегда обязательно тех судебных медиков, экспертов судебно-медицинской лаборатории, которые это дело узаконивают и которые придают этому статус научного факта.

Вопрос из зала:

– Александр Глебович, такой вопрос. Вопрос вроде как немножко в сторону, но с другой стороны, про Вашу философию. Вот вопрос такой: как Вы относитесь к дельфинариям? К содержаниям дельфинов в неволе, вроде как условия тоже способствуют самосовершенствованию и детей, и дельфинов... Что-то похожее. И вроде их там тоже любят... Немножко проясните позицию.

Александр Глебович:

– Вы знаете, я, честно говоря, много раз говорил по этому поводу. Вот здесь вот в этом журнале, конкретно в этом журнале, на странице, дорогие мои, нумер 7, мы с большим удовольствием, нескрываемым большим удовольствием, напечатали труды Каролы Оттерштед и еще нескольких исследователей, которые полностью разоблачили так называемую «дельфинотерапию». Полностью и насмерть, объяснив, что это еще один вид жульничества и столь же омерзительное шарлатанство, как так называемая «иппотерапия». Мы не специалисты по дельфинам, мы с радостью передадим микрофон этим ребятам, потому что они ставили эксперименты, они собирали статистку, они получили смертность 80% дельфинов, они получили тяжелейшие патологии дельфинов, тех дельфинов, которые кажутся радостным и так называемыми «дрессированными». Они получили данные, научную информацию о том, как это воспитание дельфинов производится голодом, шоком, излишней хлорированностью воды. Мы уж не говорим про то, что любому нормальному человеку понятно, что в дельфинарии любой дельфин очень быстро слепнет, потому что концентрация хлора, даже самая малая, не приспособлена для его глаз. Там много всего. Но есть специалисты. Мы радостно и легко отсылаем вас к ним. У них есть полнота информации.

А вы так радостно улыбаетесь – вы наш или не наш? (смех в зале)

– Я интернационал.

– Какой опасный ответ! Вспомните, что стало с тем, кто так сказал в этом фильме.

Вопрос из зала:

– Александр Глебович, как раз вопрос к этой теме. Как Вы относитесь к зоопаркам?

Александр Глебович:

– Так мерзость, конечно.

– Вот эта мерзость же существует...

– Нет, она существует, они бывают разными. По крайней мере, в варианте Ленинградского зоопарка это, конечно, чудовищно с клетками. Бывает мерзость вполне благопристойная, даже и симпатичная, как, например, в Риме и как в Лондоне. Но вот как-то радоваться душой... У меня растет сейчас наследник, Александр Александрович. И, естественно, планируются всякие походы, куда мы будем водить Александра Александровича и что Александр Александрович будет смотреть. И я прекрасно понимаю, что не смогу взять его в зоопарк. Я не смогу взять его в зоопарк, потому что мне придется ему объяснять, какая это гадость. Что я не смогу его просто привести и смотреть. «А вот посмотри, в клетке 6х6 в собственном дерьме стоит бизон. Давай-ка порадуемся этому». Не смогу. А зоопарки, которые созданы по другому образцу, по другому типу, ну, там слава богу, никого и не разглядишь. Не тот Бизон имеется в виду, зря вот Сумбаев рассмеялся. Не Михаил Иванечнко. Не Михаил Иванченко. И не Пятнистый Бизон, а бизон, которого обычно показывают в зоопарках.
Может, всё? Всё. Да?

Вопрос из зала:

– Александр Глебович, здравствуйте. А скажите, пожалуйста, как к Вам относятся политические власти? К Вашей Школе, к Вашему движению?

Александр Глебович:

– Да никак. Их это настолько не колышет. Это настолько от них далеко и настолько им абсолютно не интересно. Поймите, это ведь пока вся эта информация является, что называется, специфической, научной информацией. Но когда-то информация, например, о вращении Земли тоже была специфической научной информацией. Когда-то дарвиновские исследования тоже были специфической научной информацией, которая интересовала и была жизненно важна для небольшого круга. Проходит время. Проходит некое естественное движение информации, движение мысли, когда все более и более широкие круги заражаются знанием этой информации, и это становится общеизвестным. Я вот приводил в пример Александра Сергеевича Пушкина, солнце русской поэзии, великолепного, гениальнейшего поэта, который, тем не менее, занимался работорговлей. Но в его время это не считалось преступлением. Торговал людьми Александр Сергеевич. Крепостными. Туда продал, сюда продал. Это называется работорговлей, и вообще есть соответствующая статья в уголовном кодексе. Тогда это не считалось преступлением, и потребовалось много лет, чтобы осознать, до какой степени это деяние постыдно и мерзостно.

И когда я говорю про судьбу конного спорта, про судьбу лошади, я говорю: «Ребят, не о чем беспокоиться». Почему? Потому что о судьбе конного спорта, судьбе лошади лучше всего сказал Альберт Эйнштейн. О судьбе конного спорта и судьбе лошади. Он сказал следующее: «Разум, однажды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние». Когда происходит узнавание, когда происходит раздвижение границ с помощью информации, науки, знания, чьей-то храбрости, разум не возвращается в прежние границы, человек не возвращается в состояние той тупости и дикости, из которого он вышел. Так что законы, случайно выведенные Альбертом Эйнштейном – это не законы, он просто болтнул где-то, но как все, что он делал, было гениально – это очень хорошие законы. И они работают на нас.

Спасибо.